– Как хорошо быть любимым, – сказал он и, вздохнув, растянулся на коврике.
– Петер, – начала она негромко, почти шепотом.
– Ммм?
– Поскольку мы договорились говорить правду… Мне просто необходимо тебе признаться.
Он взглянул на нее настороженно.
– В чем?
Илона едва сдерживала волнение. Неизвестно ведь, как Петер воспримет ее сообщение. Поэтому она решила начать издалека.
– Помнишь, я говорила, что у меня были мужчины до тебя.
– Конечно. Но ведь и я не был девственником, когда встретил тебя.
– И все-таки ты первый, кому я отдала свое сердце. И первый, с кем я получила настоящее сексуальное удовлетворение. Остальные были просто…
– Добычей?
– Да. Козлами отпущения, которые расплачивались за то, что такие же, как они, сделали с моей мамой. Не скрою, мне нравилось, услышав клятвы в вечной любви, равнодушно бросать им: «Прощай!». Конечно, гордиться тут особенно нечем. Но это были самовлюбленные типы, совершенно не способные на серьезное чувство.
Задумчивое выражение на лице Петера сменилось торжествующим.
– Ты действительно не получала удовольствия в постели ни с одним из них?
– Никогда.
– Приятно слышать, не скрою.
Но тут же его самодовольная улыбка исчезла, и он снова нахмурился.
– И это все, в чем ты хотела мне признаться?
– Нет. – У Илоны от страха засосало под ложечкой. – Помнишь, перед приездом сюда я говорила тебе, что собираюсь прибегнуть к таблеткам?
Прищурившись, он приподнялся на локте.
– Помню, но при чем тут это?
– Дело в том, что рецепт я взяла, но так им и не воспользовалась.
В его глазах появилось замешательство.
– Но почему?
– Я… я хотела иметь ребенка, – выпалила она. – Но я вовсе не пыталась поймать тебя на крючок, Петер! Даже не думала, что ты когда-нибудь об этом узнаешь. Ведь ты собирался пробыть здесь всего полгода. И мне вдруг ужасно захотелось оставить себе кусочек Петера Адлера. Я мечтала о ребенке от тебя… Пожалуйста, не сердись на меня, дорогой… Мне кажется, что я, возможно, забеременела.
– О, Илона! – Его глаза вспыхнули таким светом, что слезы невольно потекли по ее щекам. – Такого великолепного, такого ошеломляющего известия мне еще не доводилось получать. Но… ты уверена?
– Абсолютно уверена, – задыхаясь от счастья, произнесла она. Никогда прежде у нее не бывало задержки в три недели. К тому же груди ее набухли, и соски слегка покалывало. – Так ты не против?
– Против? Я в восторге! Но нам, наверное, надо быть осторожнее. Если мы будем продолжать вести себя, как сегодня, это вряд ли принесет пользу ребенку. Давай, я помогу тебе подняться. Тебе нужно сесть, а еще лучше лечь. Отдохни, а я пока накрою на стол.
– Подожди, Петер, – прошептала она, прижимая его к себе. – Пока никакой опасности нет – ведь ребенок еще совсем крошечный. И у нас еще будет время друг для друга.
– Ты уверена?
– А ты уверен, что любишь меня, что это не просто секс?
Он нежно погладил ее по щеке.
– Отныне я всегда буду с тобой. Даже тогда, когда ты окажешься там, в клинике.
– Правда? И ты не рухнешь в обморок прямо в родильном зале?
– Никогда! – самоуверенно заявил он. – Главное, чтобы ты была спокойна…
Опираясь на его руку, чтобы подняться на ноги, Илона незаметно вздохнула. Ради его сына, – а она почему-то не сомневалась, что это будет мальчик, – она готова выдержать любые физические муки. Что же касается Петера… У нее не было уверенности, что ему стоило присутствовать при родах – ведь зрелище чужих страданий невыносимо для чувствительного сердца.
– Умоляю тебя, Илона, постарайся сосредоточиться. Дыши глубже, как велела сестра. – Петер, стоя у распростертого на столе тела жены, чуть не плакал. – Не ругайся, а дыши, дыши…
Илона скосила в сторону мужа помутневшие от боли глаза.
– Тебе легко говорить, – с трудом пробормотала она. – Попробовал бы сам. А у меня уже нет никаких сил. Нет, лучше уж умереть…
Она так вцепилась в его руку, что Петера охватила паника. Врачи уверяют, что все идет нормально, что для кесарева сечения нет показаний, но… А что, если они ошиблись? Вот и боли нарастают. И это несмотря на то, что бедняжке уже дважды делали укол.
Илона снова застонала, и он в ужасе склонился над ней.
– Позвать акушерку? Или врача… Отвечай, что ты молчишь!
Илона заметалась по столу.
– Нет. Да. О, Боже, да! У меня потуги, Петер… Я чувствую ребенка! Он выходит… выходит! – отчаянно вскрикнула она.
Ответом ей был крик, почти вопль Петера. Он изо всех сил нажал на кнопку звонка.
Никого! И в коридоре тихо, точно в могиле. Провалились они сквозь землю, что ли?
Илона снова вскрикнула – низким, страшным голосом – и он, понимая, что надо что-то немедленно предпринять, быстрым движением сорвал с ее живота простыню.
Зрелище, представшее его взгляду, заставило Петера пошатнуться, но уже через секунду он снова открыл глаза.
– Все в порядке, Илона. – Стоило ему произнести эти магические слова, как страх исчез, уступив место холодной решимости. – Только не опускай ноги и перестань тужиться. Спокойнее, все идет нормально.
Окажись сейчас в палате кто-нибудь из посторонних или просто незнакомый человек, у него не возникло бы и тени сомнения в том, что этот крепкий, рослый мужчина занимается делом, которое знакомо ему, как собственные пять пальцев.
– Умница. – Капельки пота застилали глаза, щекотали щеки, но ему некогда было смахнуть их. – Вот уже головка показалась. А теперь и плечико…
Еще один истошный крик… и роженица откинулась на подушку, широко и беззвучно открывая рот.