– В таком случае в следующий раз мы поедем именно на ней, хорошо? – попросил Петер, поправляя и без того безупречно завязанный узел галстука. Ах, если бы так же просто можно было привести в порядок свои чувства!
– Как хотите.
Она с безразличным видом пожала плечами, вышла из машины и провела ладонями по бедрам, разглаживая складки на кожаной юбке.
Петер подумал, что Ирена никогда бы не села за руль такой развалюхи, да еще в умопомрачительной кожаной юбочке. И, наверное, она была бы права – со своей точки зрения. Но что поделаешь, если ему нравятся не безупречно одетые рассудительные дамы, а сумасбродки в кабриолетах времен Первой мировой войны?
Конечно, все это – увы! – не свидетельствует о тонкости или изысканности его вкуса. Что поделаешь, таким уж он уродился. Наверно, его матушка пришла бы в ужас, увидев своего сына в подобной компании… Впрочем, кто знает. После того, как умер отец, глава банкирского дома Адлеров, мать сильно изменилась. Она расслабилась, – лучшего слова не подберешь. Стала более уверенной в себе. Удивительно, но именно она поддержала его решение разорвать помолвку с Иреной и, оставив Гуго бразды правления, перебраться, – разумеется, на время, – в Австрию.
Петер втайне надеялся, что мама снова выйдет замуж за какого-нибудь хорошего человека, который будет ее обожать. Она заслужила это, ведь ей столько пришлось пережить с Адлером-старшим.
– Что-нибудь не так? – осведомилась Илона.
Петер покачал головой и, облокотившись на капот, впился взглядом в ее ярко-красные губы, изнывая от желания ощутить их вкус.
– У вас какой-то хмурый, озабоченный вид, – констатировала она. – Я давно это заметила.
– Это семейное, – сказал он смущенно. – Привычка.
– Но вам это не идет, – дружелюбно заметила Илона.
Петер был застигнут врасплох этим замечанием. Ни одна женщина не осмеливалась критиковать его так откровенно. Наверное, следовало немедленно поставить на место эту бестактную особу, но непослушные губы сами собой растянулись в улыбке.
– Хорошо. Как скажете, фрау учительница.
Она тоже мило улыбнулась, обезоруженная его кротостью.
– Понимаете, вы намного красивее, когда не напускаете на себя серьезность.
Петер, наверное, покраснел бы от смущения, если бы знал, как это делается.
– Вы так думаете?
– И вот еще что я хотела сказать, господин Адлер. Вы самый красивый мужчина, какого я когда-либо встречала. – Илона склонила голову набок, окидывая его оценивающим взглядом. – Я бы хотела нарисовать вас.
– Нарисовать меня? Вы имеете в виду – сделать портрет?
– Что-то вроде этого. Живопись – мое хобби, которое, кстати говоря, приносит неплохой доход. Но с вас, естественно, я денег не возьму. Меня привлекают разные люди. Как ни странно, среди них еще не встречался германский тип. Вы не согласитесь позировать мне? Учтите, я – профессиональный художник, неоднократно выставлялась…
– Германский тип? – Он обошел машину и остановился перед ней на расстоянии вытянутой руки. – А что вы под этим подразумеваете?
– Ну, такой современный Зигфрид: светловолосый, решительный, сильный.
Петер был польщен и смущен одновременно.
Наверное, все дело было в сверкающем взгляде Илоны. Она раздевала его глазами, вызывая ощущение, словно он стоит перед ней нагишом, в чем мать родила.
– А вы уверены, что я подхожу? – спросил он.
– Абсолютно. О лучшем натурщике я не могла бы и мечтать. И не бойтесь, что вас узнают, мы создадим некий обобщенный образ и подберем такой ракурс, что это будете и вы, и в то же время не вы.
У Петера перехватило дыхание.
– Что вы имеете в виду? Почему я должен быть неузнаваем на портрете?
– Ах, да, я забыла сказать, что пишу только обнаженную натуру.
– Обнаженную?
Он чуть не задохнулся. Стоять перед ней совершенно голым… Смотреть на нее, трепеща, а то и откровенно дрожа от едва сдерживаемого желания. Нет, это выше человеческих сил! Он так разволновался, что не заметил, как повторил последнюю фразу вслух.
– Не глупите, милый Петер. – Она мягко взяла его за руку и потянула к входной двери. – Воспользуйтесь случаем запечатлеть себя… хотя бы для потомства. – В ее сияющей улыбке была, однако, некоторая двусмысленность. – Соглашайтесь, мой Зигфрид. Обещаю вам, что никто ни о чем не узнает. Это будет нашей тайной…
Он вгляделся в это удивительное лицо. Слегка выступающие скулы, карие с поволокой глаза, сочный рот. Экзотическая, непривычная красота. Интересно, найдется ли на свете мужчина, способный отказать ей?
– Там будет видно, – холодно произнес он. – Я должен все хорошенько обдумать. Поймите, Илона, не всегда человек моего ранга и положения может поступать так, как ему хочется…
Петер оборвал себя, поняв, что проговорился. Но было уже поздно…
Илона, пряча довольную улыбку, наклонилась в поисках замочной скважины. – Только не затягивайте с ответом.
Иначе мне придется подыскать какого-нибудь другого натурщика.
Замок щелкнул, дверь отворилась и тут же захлопнулась за ними. Петер огляделся: они находились в небольшом холле-вестибюле.
Он покосился на Илону, но лицо ее скрывал синеватый полумрак, так что разобрать, шутит она или говорит всерьез, было невозможно.
Но Петер понял, что шансы стать ее следующим любовником со сказочной быстротой улетучиваются. Ну почему он сразу не согласился позировать для ее проклятой картины? Да, всему виной его идиотская фамильная гордость!
– Я дам вам ответ при следующей встрече, – поспешно пробормотал он, стыдясь самого себя.
Илона глубоко вздохнула и встряхнула головой, откидывая со лба волосы. Ее расчет оправдался, – это движение приковало его взгляд к чуть приоткрытому, такому соблазнительному рту и… вырезу на кожаной жилетке, который немного увеличился, когда она набрала в легкие воздух.